Загадка происхождения русской письменности

А.Гордин

ЗАГАДКА ПРОИСХОЖДЕНИЯ РУССКОЙ ПИСЬМЕННОСТИ

Имела ли дохристианская Русь свою письменность?

Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся вместе с исследователем Алексеем Гавриловичем Глуховым[1] к содержанию русских былин.

Умел ли, например, читать и писать крестьянский сын Илья Муромец? По дороге в стольный Киев-град Илья Муромец делает остановку, срубает сырой дуб и ставит часовенку. А на часовенке пишет: «Ехал такой-то сильный могучий богатырь, Илья Муромец сын Ивановича».

В другой былине повстречался ему «горюч камень», на котором «надпись подписана»:

А во дороженьку ту ехать – убиту быть,

Во другую-то ехать – женату быть,

А во треть-то ехать – богату быть

В былине «Алёша Попович и Тугарин» Алёша видит камень придорожный и говорит своему спутнику:

«А и ты, братец, Еким Иванович,

В грамоте поученный человек!

Посмотри на камени надписи,

Что на камени написано?»

В других былинах князь Владимир обращается к Добрыне Никитичу, у которого «рука легка» и «перо востро», с такими словами:

«Ты бери-тко скоро чернил, бумаг:

Ты пиши-тко ярлыки скорописчаты».

И, судя по тексту былины, он написал русским богатырям – Самсону, Дунаю, Святогору, Пересмеете, Пермяку и др. (всего 14 человек). Значит, все они умели читать.

В былине «Глеб Всеволодович» письмо князю пишут из Корсуни корабельщики. Значит – писать и читать умели, судя по тексту былин, не только князья и богатыри, но и простые ремесленники.

Где и как учились грамоте былинные герои?

Добрыня Никитич начальное образование получил дома от матушки Амелфы Тимофеевны. Когда её чаду исполнилось семь лет, она «присадила его грамоте учиться».

Но когда возникла славянская письменность?

Долгое время считалось, будто она пришла к нам вместе с христианством в конце 10-го века.

Старейшим сообщением о наличии письменности у древних славян считают «Сказание о письменах» Черноризца Храбра, болгарского монаха (9-10 вв.).

В сказании он утверждает, что до принятия христианства славяне книг ещё не имели. Но вместе с тем говорит о том, что задолго до введения азбуки братьев Кирилла и Мефодия славяне умели записывать свою речь. Каким образом? Оказывается, латинскими и греческими буквами, но без всякой системы, «без устроения».

 «У славенов были письмена и до учителя… чертаху, резаху и годаху»[2]. Т.е. «черты и резы». Это собственное славянское название буквиц. Следовательно, буквица – это азбука! Каждая буквица – это не звук. Это – образ. Поэтому мы читаем: «А – Аз, Б – бога, В – ведую, Д – добро, Е – есть, Ж – жизнь…» и т. д. Нетрудно заметить, даже по начальным буквам, что древнеславянская азбука была не просто сводом буквиц, но и сводом моральных истин, т. е. сводом национальных ценностей… Последняя буквица Я. На последнем месте. Нам предки как бы говорили: «Сначала всё содержащееся в данной матрице выполни, а потом уже собственное «Я» блюди!» Налицо доминирование общественных ценностей над индивидуальными. Этим подчёркивается значимость общественного (мiрового) уклада жизни в жизни «славенов». Этот принцип до сих пор не выветрился, не иссяк в душе нации, несмотря на сложные коллизии и перипетии отечественной истории.

Известно, что во время путешествия в Хазарию Кирилл останавливается в Крыму, в Корсуни. Здесь у одного русина он увидел Евангелие и Псалтырь с «руськими письменами» (т. е. написанными на русском языке). Кирилл вступил в разговор с русином и, прислушавшись к его языку, сопоставил его со своим, болгаро-македонским, и вскоре начал читать и говорить по-русски. Значит, эти языки имели один этимологический корень, т. е. были достаточно похожими, что позволило Кириллу быстро освоить русский, как он выразился, «прислушавшись».

Было почему-то создано два алфавита (?!): глаголица и кириллица. Некоторые учёные считают, что глаголицу изобрёл Кирилл, а дальнейшая её модернизация в результате естественного развития греческого письма-унициала и его приспособления к древнеболгарскому (церковнославянскому, старославянскому) языку, привела к созданию кириллицы[3].

Однако, если мы посмотрим на буквицы глаголицу и кириллицу (см. Приложение №1), то увидим, что именно глаголица более всего походит на «черты и резы», которые напоминают иероглифы (образное рисуночное письмо), из которых лишь несколько буквиц впоследствии «слегка», иногда весьма отдалённо, повторяют своё очертание в кириллице (Д, Е, Ж, Л, Р, Щ).

Единого мнения у исследователей происхождения «руських письмён» и первого славянского алфавита нет, это ими признаётся однозначно. Обычно они уклончиво заявляют: «Мы не будем здесь вдаваться в детали специального и весьма запутанного вопроса о происхождении обоих алфавитов»[4].

Но тексты договоров с Византией, относящиеся к первой половине 10-го века, также неопровержимо доказывают, что письменность была распространена на Руси ещё до официального её крещения.

Наконец, на корчаге, обнаруженной во время раскопок под руководством Д. А. Авдусина летом 1949 у деревне Гнездова, недалеко от Смоленска, была найдена надпись «гороухща», то есть горчица. Корчагу изготовил и подписал по сырой глине простой ремесленник. Разные учёные впоследствии находили множество предметов, имеющих бытовые надписи. Например, надписи на пряслицах «притворен прясел», «Иванко создал тебе это единственной дочери» и др. Надпись на амфоре «Благодатная полна эта корчага» и др.

На то, что письменность на Руси могла возникнуть гораздо раньше, чем её систематизировали и в обобщённом виде привнесли в

русскую культуру христианские просветители Кирилл и Мефодий, косвенно указывают и другие исторические факты.

Почему же произошло так, что большинство представителей «официальной истории» придерживаются точки зрения, по сути, навязанной представителями христианской церкви? – На этот вопрос ещё предстоит ответить будущим исследователям. Но очевидно, что христианская церковь лютой ненавистью ненавидела всё языческое на Руси. Она была заинтересована представить дело так, как будто до принятия христианства славяне не были цивилизованным народом, таким его сделала церковь. Поэтому было очень важно забыть пантеон славянских богов, древнеславянские сказания и мифы, быстро переиначить древнеславянские обряды и обычаи в христианские (праздник Берёзки – Троица и др.). И самое главное – создать иллюзию, что до принятия христианства у славян не было своей письменности. Потому что наличие письменности – прямое свидетельство высокого культурного уровня развития нации.

Можно сжечь древние письмена, гусли и домры, преследовать скоморохов и баянов, которые являлись живыми носителями народного фольклора и эпоса, передававшими полученные знания от поколения к поколению. Но народную память так просто не «ослепить». Её побеги пробиваются сквозь толщу веков через пословицы, поговорки, прибаутки, сказания и т. п. Научный мир этого не может игнорировать, и исследователи языка, истории то и дело находят подтверждения того, что до принятия христианства древнеславянские народы были носителями удивительной и особенной культуры и, конечно, у них была своя, хоть и не уставная письменность.

Историю можно трактовать по-разному. Всё зависит от учителей. Дело в том, что первые древнерусские летописцы были христианскими монахами, а некоторые из них вообще греками-византийцами. Поэтому нет ничего странного в том, что они старались принизить роль славянских народов по сравнению с Византией. Они стремились угодить Византии и унизить всё, что было на Руси до христианства.

По этому поводу писатель-исследователь М. Задорнов в одной из своих передач остроумно заметил: «Если попытаться понять, каким был наш славянский мир не по летописной кривде, то сложится совсем иная картина. В большинстве своём наши предки были мирными земледельцами, охотниками, рыбаками, собирателями, добытчиками, скотоводами. Жили они не в землянках, а в тёплых домах, которые назывались избами. Само слово «изба» от слова «истопленное». Жили славяне природосообразно. Сеяли в правильные солнечные дни, когда земля созрела. Делали это согласно традициям предков. Непочитание, неуважение к предкам считалось тяжким грехом… Да, не было у них единого государства, войска, единого правительства. Столицы тоже единой не было. Зачем? Славяне не любили воевать.

Они жили «по праве», во славу рода. Праздновали особые солнечные дни, водили хороводы. Поклонялись солнцу. Разные славянские народы поклонялись примерно одним и тем же солнечным богам, но с разными именами. У одних это был Свар, у других Свинтовит. А богами считались силы природы. Не высеченные из камня или вырезанные из дерева – кому поклоняться надо, а силы природы. Вот, например, леший. Пришёл в лес – посади дерево – добавь силы лешему, и леший всегда будет твоим покровителем в лесу. Сеяли, убирали урожай, растили детишек. Главной своей задачей каждая славянская семья считала продолжение рода. Недаром в славянских языках от слова «род» – Родина, родственники, родня, родители, природа – и НАРОД! Ни в одном языке от слова «род» нет больше такой ветви слов, обозначающих самое главное, что есть в Отчизне»[5]. И это факт, который невозможно отрицать.

Среди некоторой части исследователей истории существует предположение о том, что ещё до принятия христианства у славян были тесные торговые (экономические) и культурные связи с колыбелью европейской цивилизации – Древней Грецией. Этой красивой гипотезе посвящена вторая часть данной статьи.

Родина Ахиллеса,

Или материально-историческое толкование гомеровского мифа о непробиваемости кольчуги Ахиллеса

Писателю Алексею Югову принадлежит одна здравая мысль.  Рассуждая об истории русской словесности, русского народа, он в одной из своих научно-публицистических статей иронично замечает, что по какому-то странному стечению обстоятельств в научных кругах принято упоминать о становлении древнерусской культуры с 9-10 веков. Как будто бы до этого русской культуры восточных славян не существовало. Не было письменности, городов, а обширную территорию Приднепровья, Причерноморья, Поволжья либо населяли дикие племена кочевников, либо какие-то народы, не имеющие никакого отношения к русской культуре.

Хотя известно, что, например, в первом томе научных трудов академика Василия Григорьевича Васильевского (византолога и славяниста) в статье «Византия и Печенеги» упоминается следующее:

«Никто другой кроме русского князя не может разумется под князем мирмидонян уже потому, что он живёт за Дунаем. Мадьяры у Атталиты называются сарматами, а имя русских он ни однажды не употребляет, говоря (многократно!) о Русской земле и русских князях.

Сверх того, к объяснению, почему Атталиота русских называет мирмидонянами, быть может служит то место у Льва Диякона, где он

говорит о сходстве погребальных обрядов у воинов Святослава и древних греков. Эти обычаи ведут своё начало от спутников Ахиллеса.

Ахиллес был скифом, родом из Мирмикиона, города на Меотийском озере (между Керчью и Еникале, по Палласу). Светлые волосы, голубые глаза и другие признаки служат доказательством, что Ахиллес был скифом и даже Тавроскифом, т.е. русским»[6]

В «Илиаде» Ахиллес называется Гомером «князем мирмидонян». Древнегреческие авторы по отношению к мирмидонянам употребляют также название «тавроскифы». Название «мирмидоны» происходит от греческого слова «мирмекс» – «муравей», именно в силу многочисленности русского народа.

Писатель-исследователь А. Югов негодует по поводу того, что, несмотря на эти и другие факты, о которых мы будет упоминать дальше, многие исследователи предпочитают избегать упоминания о древности русского народа (не государства!) и выражаются обтекаемо «прарусичи», «предки русского народа».

Такой мягкий «обтекаемый» подход не совпадает с новейшими открытиями в области этимологии. Например, слово «Керчь», название древнего города, расположенного в Причерноморье, происходит от «корчий» или «керчий», которые на древнерусском языке означали – «кузнец». А «корчиница» или «керчиница» – «кузница».

А. Югов по этому поводу пишет:

«Если принять это толкование слова «Керчь», то к нему примкнёт и историческая геология, ибо знаменитые железные руды Керчи, открытые, поверхностно лежащие, разрабатывались (конечно, примитивно) ещё в древние времена. …Очень важно, что в древнерусских памятниках Керчь называется Корчёв (притяжательное от слова «корчий»), иначе говоря, Корчёв – Кузнецк…

И вдруг неожиданно проясняется одно из чудеснейших мест «Илиады», а именно – упоминание об изумительных непроницаемых доспехах Ахиллеса, которые ему выковал хромой кузнец Гефест. А чудесными они казались микенцам, осаждавшим Трою, оттого что у русского «архонта» (то есть князя) доспехи были не медными, а кованными из керченского железа.

Нам известно из «Илиады», что война с Троей началась многочисленным союзным ахейским войском из-за того, что Парис, сын царя Трои Приама, соблазнил и похитил у одного из ахейских царей Минелая его жену Елену. Началась осада Трои, которая длилась 10 лет. Погибло много воинов с обеих сторон. В боевых действиях участвовали десятки тысяч людей. В том числе и союзные негреческие племена с островов и Пелопоннеса, которым не было никакого дела до внутренних проблем Древней Греции. И всё это из-за оскорбления одного равного среди прочих царя!? Чем же всё-таки так досадила Троя всей Древней Греции и почти всему Средиземноморью?

Исследователи называют другую экономически обоснованную причину. Дело в том, что Древняя Греция, являвшаяся поставщиком в Азию культурных изделий, предметов быта, вина, фруктов и прочего, никогда не могла обеспечить себя… хлебом. Основным поставщиком хлеба являлись Египет и Причерноморье. Доставка этого стратегически важного продукта (зерна) осуществлялась из Чёрного моря в Средиземное море через узкий Дарданелльский пролив, на берегу которого расположилась Троя, имевшая мощный флот и контролировавшая все перевозки, являясь по сути таможней, взимающей определённую плату за «проезд». Это было основным доходом Трои, источником её богатства.

Очевидно, Троя установила такую плату за свои «услуги», что это стало серьёзно угрожать благосостоянию не только древнегреческих городов-полисов, но и их торговых партнёров. Одними из них являлись тавроскифские города, где во время Троянской войны царил «архонт (князь) народа Рос, или тавроскифов», Ахиллес. Во времена Боспорского царства на этих же хлеборобных берегах Чёрного и Азовского морей (5 век до н.э) были тавроскифские портовые города, услугами которых пользовались хлеборобные державы, богатевшие от вывоза хлеба в Древнюю Грецию.

Так, «известно, что один только беспорский царь Левкон отправил через феодосийский порт в Афины 5 миллионов пудов хлеба»[7] Древнее название Чёрного моря – Понт, что в переводе с древнегреческого «понтос» означало «морской путь». Чёрное море было путём богатейшего торгового обмена между народами Средиземноморья и Чёрного моря. В то время древние античные писатели Чёрное море именовали Русским морем, и это, как справедливо и остроумно заметил М. Ломоносов, «не потому что русские корабли не плавали по нему!».

Словом, в числе прочих племён и народов, пострадавших от Трои, оказались тавроскифы, паразитическая политика города-таможенника подрывала благосостояние «народов Рос». Ибо ещё «отец истории» Геродот отмечал:

«Скифы-пахари, которые сеют хлеб не только для собственного употребления, а для продаж». Об этом же свидетельствует одно из преданий, записанное Геродотом, который сам путешествовал среди скифов, по берегам Чёрного моря и Днепру. Вот что в одном из них говорится:

«На заре существования скифов Зевс сбросил им с неба золотые дары: плуг, ярмо для волов, секиру и чашу»[8].

Стоит также привести ещё одно предположение А. Югова, который считает, что Ахиллес отбыл в Грецию до начала кампании против Трои. Для того чтобы беспрепятственно преодолеть Дарданелов пролив и соединиться союзными войсками, он распространил дезинформацию о том, что он поссорился со тавроскифскими князьями и те его выдворили за крутой и непокорный нрав (по законам военной демократии) за пределы тавроскифии. Так ему далось провести через пролив на глазах у будущего противника 50 судов!

В пользу того, что тавроскифы – русские говорит и ещё один факт. Даже 1000 лет спустя их ещё так называли некоторые историки и путешественники.Например, древнегреческий историк Лев Диакон, рассказывая о том, как византийский император посылал к Святославу своего патриция Калокира с коварными целями (972 г.), писал:

«Почтив достоинством патриция наглого и неосмотрительного Калокира, он послал его к тавроскифам, которых народ обыкновенно называет россами»[9].

На основании этого вышеупомянутый нами академик Васильевский «доказал, что тавроскифы и Русь – термины семантически (то есть по смыслу) родственные»[10].

А так Лев Диакон Калойский описывает битву князя Святослава с греками:

«Тавроскифы, сомкнув щиты и копья наподобие стены, ожидали их на поле сражения»[11]. И тогда Святослав обратился с пламенным призывом к своему войску:

«У нас нет обычаев бегством спасаться в отечество, но или жить победителями, или, совершив знаменитые подвиги, умереть со славою. …Говорят и это о тавроскифах, что они до сих пор никогда живыми не сдавались врагам. Но, потеряв надежду на спасение, вонзив меч в живот, они убивают себя»[12].

Приведённые цитаты заставляют несколько иначе понимать древнерусские высказывания, хорошо известные ещё из материалов школьной программы по истории. Например, «мёртвый русич не имеет срам». Не означает ли это то, что у скифов (тавроскифов – русских) существовал обычай позор смывать ценой собственной крови?

Не продолжение ли этой традиции «честное офицерское слово» и «честное купеческое слово», неисполнение которых означало добровольный уход из жизни и обязательно при помощи боевого оружия.

И продолжая эту тему, давайте вспомним эпизод «Илиады», когда по вине Ахиллеса (как он считал), погибает его друг и товарищ Патрокл. Ахиллес готов смыть свою вину кровью, и поэтому «свита боится, что он вот-вот покончит с собою, удерживают его руку, схватившую оружие. …Ахиллес говорит:

«О, да умру я теперь же, когда не дано мне и друга

Спасти от убийцы! Далеко-далеко от родины милой

Пал он; и верно меня призывал, да избавлю от смерти!»[13].

Тут уместно вспомнить, что на протяжении всей поэмы Гомер неоднократно подчёркивает устами Ахиллеса и других героев – тавроскифы, мирмидоняне – чужие для греков племена. Их Родина далеко, а к самой Родине у них особое отношение. Я бы сказал – ностальгическое, свойственное и по сей день для русского человека.

Примеров тому в «Илиаде» предостаточно.

«Что мне в жизни? Я ни отчизны драгой не увижу,

Я ни Патрокла от смерти не спас…», – восклицает Ахиллес.

А это слова Гектора над поверженным телом Патрокла:

«Верно, Патрокл, уповал ты, что Трою нашу разрушишь,

Наших супруг запленишь и, лишив их священной свободы,

Всех повлечёшь на судах в отдаленную землю родную!» И т. п.

Интересно, что топонимика (названия местностей) северного Причерноморья до сих пор сохраняет в честь Ахилла многие названия «Ахиллов бег», «Ахилий», «Ахиллов остров». Кстати, на последний – остров Чёрного моря (иначе, напоминаем, Русского моря у древних) мать Ахиллеса, богиня Фетида, родившая сына от брака со «смертным» с царём мирмидонян Полем, по преданию, и перенесла душу Ахилла.

И наконец, последний и не менее веский аргумент. На протяжении всей поэмы Гомер подчёркивает, что ахейские древнегреческие племена были «меднолатые», медножалые», а мирмидоняне имели железные доспехи и оружие, в результате чего получали значительное превосходство над противником.

Когда Ахиллеса обидел один из царей Древней Греции Агамемнон (отнял у него добытую в бою деву – Брисеиду), он единственный из союзных войск решился ему не подчиняться и выйти из союза.

В результате греки начали нести крупные потери и были вынуждены униженно просить Ахиллеса вернуться в союз. При этом ему было обещано Агамемноном: золотом нагрузить корабли, вернуть Брисеиду, и даже отдать руку собственной дочери.

Историки уверены, что помимо хлеба в Древнюю Грецию из Тавроскифии поставлялось вооружение и доспехи, сделанные из железа, которые были в те далёкие времена дороже золота. Трудно перечислить, говорит А. Югов, свидетельства об этом.

Мы упомянем всего лишь два из них.

 «Многолюдные племена скифов (обратите внимание, много, как муравьев, – прим. автора), которые населяют край земли вокруг Меотийского озера (Азовского моря) …В Скифии, в которой впервые было найдено железо… В железе скифском, то есть происходящем из Скифии, ибо там добывается железо»[14] .

Аристотель, говоря о скифском железе, упоминает о том, что оно «поверхностно лежащее», т. е. точно так, как на керченском месторождении. Он же подчёркивает особое качество этих железных руд: «И только одно это железо не подвергается ржавчине; но добывается оно в незначительном количестве»[15].

О могуществе скифских племён говорят и другие исторические источники:

«По военной силе и количеству войска оно (царство Одрисова) всё-таки уступало Скифскому. С этим последним не только не могут сравниться европейские царства, но и даже в Азии нет народа, который мог бы противостоять один на один скифам, если они будут единодушны…» [16].

«В Европе скифы господствуют …»[17]

А вот что писал Святослав византийскому императору Иоанну Цимисхию:

«Не вижу никакой необходимости, побуждающей римского государя идти к нам: посему, да не трудится путешествовать в нашу землю. Мы сами скоро поставим шатры свои перед воротами Византии. Мы храбро его встретим, покажем ему на самом деле, что мы не бедные ремесленники, живущие одними трудами, но храбрые воины, побеждающие врагов оружием. Хотя, по невежеству своему, он считает русских слабыми женщинами и хочет устрашить своими угрозами, как пугают грудных детей разными чучелами». И Святослав предлагает византийцам: «Уйти из Европы, которая им не принадлежит»[18], обратно в Азию.

В заключение хотелось бы сказать об особом месте образа Ахиллеса в поэме Гомера «Илиада». Чувствуется особое отношение к нему автора поэмы.

Это один из самых «живописных» его героев, который полон противоречий: мужественный и подверженный эмоциям, земной человек, родившийся от богини Фемиды, даже в слабостях своих – чрезмерной гордыне и тоске по убитому другу он прекрасен и величественен.

Не случайно В. Г. Белинский особо его выделял среди героев «Илиады»: «Ахилл выше всех других героев целою головою… Ахилл представляет совокупность субстанциональных сил народа… Этот герой поэмы по праву: великая геройская душа его обитает в прекрасном, богоподобном теле; мужество слилось с красотою в лице его; в движениях его величавость. Грация и пластическая живописность; в речах его благородство и энергия. Не диво, что боги и сама судьба помогают ему; не диво, что одно появление его безоружного на валу и троекратный крик обратили в бегство войско троян.

Он есть центр всей поэмы: его гнев на Агамемнона и примирение с ним дали ей завязку, начало, середину и конец. Гневный он сидит в бездействии в своей палатке, играя на златострунной лире, не участвуя в боях; но он ни на минуту не перестаёт быть героем поэмы, в ней всё от него исходит и всё к нему возвращается. Но это потому, что он присутствует в поэме не от себя, а от лица народа, как его представитель»[19].

«Историко-материальный анализ событий Гомеровской Греции, а в частности, событий Троянской войны даёт нам право утверждать, что мы, русские, являемся не только «первонаследниками Эллады» через посредничество Византии, но и гораздо ранее возникновения самой Византии мы, русские, а с нами вместе и славянство были соучастниками, сотворцами великой Средиземноморской античной культуры. В свете историко-археологических и лингвистических исследований перед нами явственно предстаёт единство и взаимодействие на протяжении тысячелетий Средиземноморского и Черноморского древнего мира»[20].

Разве такое единство и взаимодействие на протяжении тысячелетней русской (тавроскифской) и греческой культур не означает, что у них должна была быть сходная или единая письменность, которая как минимум должна была способствовать такому взаимодействию на уровне обмена деловой информацией? В контексте прозвучавших фактов такой вопрос звучит риторически…

Р. S.

Моя нация – хлеб и сталь.

Моё сердце – костёр в степи.

Ахиллеса и россов жаль:

«Человечество, не уби!»

Пятьдесят легкокрылых судов

пропустил, обманувшись, Приам,

чтоб понять цену вещих слов:

«Мёртвый русич не имет срам».

И три солнца взошли над землёй,

и двенадцать промчалось лет.

Кто ты, предок далёкий мой? –

Ветер сеет листвой, лишь ответ…

Голос сей, словно море шумит,

наливается в небе гроза…

Знают, как был Патрокл убит

мирмидонцы, да лишь небеса.

Но о Родине скорбный плач

вразумителен мне и сейчас:

только росу печаль – палач,

когда, как журавлиный глас,

его сердце стремит в ночи

в милый, северный, гордый край,

где жив Пан[21] и сиринга[22] звучит,

заглушая вороний грай…

---

[1] Глухов А.Г. Русские книжники. –М., 1987 г.

[2] Черноризец Храбр. Сказание о письменах.

[3] Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры: Изд. 3-е, испр. И доп. – М.: Академический проект, 2004. – С.558

[4]Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры: Изд. 3-е, испр. И доп. – М.: Академический проект, 2004. – С.558

[5] Задорнов М. Из телевизионной передачи «Правда о Вещем Олеге».

[6] Василевский В.Г. Изд. Академии наук, СПб., т.1, С. 29

[7] Цветаева Г. В. Сокровища причерноморских курганов. Изд. Института археологии АН СССР, М., 1968, стр.63.

[8] Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе, СПб., 1893, т.1, С.12

[9] Лев Давид, кн.4,6

[10] Греков Б.Д., Избранные труды, т.3, С.451

[11] Лев Давид, кн.9

[12] Лев Давид, кн.9

[13] Югов А. Думы о русском слове. Родина Ахиллеса. М., Книга.1975, С.197

[14] Эсхил, 5 век.д.н.э.

[15] Аристотель 5 век.д.н.э.

[16] Фукидий. 5 век.д.н.э.

[17] Ксенофонт. Воспоминание о Сократе.

[18] Из письма Святослава византийскому императору Иоанну Цимисхию:

[19] .Белинский В.Г. Разделение поэзии на роды и виды.

[20] Югов А. Думы о русском слове. Родина Ахиллеса. М., Книга.1975, С.202

[21] Пан (др.греч. «все») – древнегреческий бог, покровитель лесов, полей, плодородия, пастушеских стад. Сын нимфы Дриопы и Гермеса родился с козлиными ногами, рогами и длинной бородой. В древнегреческой философии божество всё объединяющее, любившее уединение и свободную природу. Бог, который умирает и возрождается. Некоторые исследователи предполагают, что его прообразом стали скифы, которые жили по плодородным берегам рек, окружённых лесами. В Греции таких плодородных (чернозёмных) полей и дремучих лесов нет.

[22] Сиринга – древнегреческий инструмент, род продольной флейты. Различались одноствольная и многоствольная сиринги. Последняя называлась флейтой Пана, назвавшего ее в честь возлюбленной наяды Сиринги, которая, испугавшись его, с помощью богов превратилась в тростник, из которого Пан сделал этот инструмент.

Авторские права защищены. Ссылка на сайт или первоисточник обязательна. Первоисточник: Гордин А. Загадка происхождения русской письменности // Народное обозрение / научно-популярный, художественно-публицистический альманах. – Иркутск: Типография «Иркут», № 3. – 2016. – С.9